Нед изгибается, вертится, встречает вражеские клинки своими, рунными, пропускает вражеские мечи так близко к телу, что один из них отсёк кусок воротника рубахи, будто это была не шёлковая ткань, а паутинка. Клинки острейшие, разрубающие налету лёгкий женский волос. Одна ошибка — и ты труп.
Мыслей в голове лейтенанта никаких. Он как будто стал продолжением клинков — безжалостная боевая машина.
Нед знал, что Шусард занимался фехтованием почти с младенческих лет, что потом он продолжил обучение в лучшей школе столицы. Не зря лейтенант выиграл «Серебряный меч». Фактически он был сильнейшим в школе, но…первое место занял сын директора, тоже сильный мастер. Он должен был выиграть, и выиграл, тот парень. Он же сын лиректора. Несправедливо, да.
Это парень так и не понял, кто его убил, когда победитель тёмной ночью выходил из трактира. Не спасла ни реакция мастера, ни умения — что сделаешь против меча, опускающегося на голову из-за угла? Директор был в горе, вся школа переживала — а убийцу так и не нашли.
Нед многое, многое знал про этого человека, ставшего его командиром. Насколько тот был честолюбив, насколько далеко простирались его планы, и насколько лейтенант неразборчив в средствах для достижения этих целей. И насколько он силён.
Нед не строил иллюзий — Шусард был почти равен ему по умению владеть мечом. Почти…но в этом почти было всё. Что такое «почти»? Почти выиграл? Почти умер? В бою не бывает «почти». Или умер, или выжил. И если твоё умение при равных условиях выше, чем у противника — ты победитель.
Со стороны казалось, что Шусард побеждает — беспрерывные удары, звон от которых разносится по всему притихшему полю. Нед отступает назад, изгибаясь, как змея и с явным трудом парируя удары обезумевшего противника. Но почему кровь течёт только у лейтенанта? Почему Нед невредим, и будто нехотя отбивает клинки Шусарда, не желая лечь, и умереть, как полагается безродному выскочке?
Одна ошибка — и меч для левой руки отлетает вместе с этой самой рукой, вернее с её кистью. Кровь брызжет фонтаном, заливая лицо, превращая его в страшную, демоническую маску.
Несколько женщин ойкнули и упали в обморок, видя такую страшную картину, мужчины загудели, обсуждая происшедшее — но бой не остановился. Противник, не чувствующий боли, практически потерявший контроль над своим разумом, продолжал бой одной рукой, со смехом направив фонтанирующий кровью обрубок в лицо Неду, заливая ему глаза и не давая проморгаться.
Нед сделал пару шагов назад, как будто пытаясь убежать, лейтенант с рёвом бросился вперёд и… меч с хрустом перебил его рёбра, войдя до половины тела.
Оборот! Острие вонзилось в солнечное сплетение, выйдя из спины. Противник Неда сам нанизался на клинок, шагнув вперёд в очередном замахе.
Нед принял его меч на Левый, вырвал Правый из мёртвого, но ещё не осознавшего своей смерти тела, и косым движением снизу вверх, справа налево чисто снёс голову Шусарда. Затем отступил в сторону, чтобы обезглавленный труп не упал на него, и замер, опустив оба меча.
Тишина. Опять тишина. Только всхлипывание на скамье — плакал старший Шусард. Не от жалости к сыну. У него никогда не было особой отцовской любви к отпрыску того, кого он убил. Нет. Шусард плакал от ярости, от невозможности выполнить то, что он хочет. А хотел он убить, растерзать, уничтожить этого наглого мальчишку, разрушившего всё то, что он создавал много лет — статус, положение, уважение людей. Теперь он отставной майор, убийца, вину которого не доказали, но которая всем известна. Человек, принять которого в своём доме стыдно, неприлично. Даже руку подать неприлично, не то что иметь дела с таким подонком. В таком тесном анклаве, паразитирующем на Корпусе Пехоты, это было очень, очень неприятно. Тесный мирок, в котором не спрятаться, одни и те же люди, одни и те же лица. Теперь — только уезжать. Покинуть город. А может — и страну.
Люди на скамьях шумят, хлопают, вопят! Даже благовоспитанные дамы орут так, как будто они не благородные матери семейств, а простые уличные торговки, привыкшие выражать своё мнение яростными криками. Сегодня Нед кумир толпы. Он доставил им незабвенное наслаждение, приключение, равного которому они никогда ещё не видали. И за то они полюбили его всей душой. В их замкнутом мирке, лишённом событий, он дал им Зрелище. Славься, Нед!
— Ты был великолепен — Тираз был торжествен и немногословен — ты Мастер!
— Я в восторге! — Задара радостно теребила Неда за рукав, пока Санда заботливо оттирала кровь с лица мужа — за это нужно выпить!
— Я не пью… — попробовал воспротивиться Нед, но старушка уже вручила ему большую кружку с вином, и Нед, поморщась, медленно вытянул красную, терпкую жидкость. В голове сразу зашумело, мир стал ярким, шумным, цветным…закружился, завертелся…
Его поздравляли — знакомые и незнакомые, хлопали по плечам, обнимали, целовали. Какие-то женщины, молодые и не очень висли на шее, Санда отпихивала их и чуть не подралась с одной девицей, впившейся Неду в губы.
Ему вручили награду, представили генералу, который долго бубнил что-то о настоящих молодых офицерах, надежде королевства, бу-бу-бу-бу…
Нед как будто отключился, став куклой, воспринимая всё так, будто это всё происходило не с ним. Он улыбался, что-то говорил, кому-то отвечал, но всё это проходило мимо его сознания. Затем, его оставили в покое, немалая заслуга в чём была Санды и Задары. Они, как клушки нападали на любого, кто пытался нарушить покой Неда, а потом — просто уволокли его домой, усадив на извозчика, которых скопилось у ворот базы десятка полтора — все прознали о празднике, а ведь с него люди будут разъезжаться, вот и собрались все акулы хлыста и поводьев у жирной кормушки.